Детство, как и жизнь в целом, у каждого свое. Для кого-то беззаботное и светлое, как безоблачное небо, наполненное радостными и прекрасными моментами. Для других — трудное, со слезами и болью.
Горький вкус сиротского хлеба
Марии было три года, когда она осталась сиротой. Сначала после тяжелой болезни умерла ее мать, а затем несчастный случай унес жизнь отца. Ее и старшего брата Андрея приютил дядя Иван, брат их матери.
— У моего дяди была большая семья — трое его собственных детей, а также дядя и тетя, — рассказывает Мария Тимофеевна. – Жили хоть и бедно, но дружно. Тетя Ева — щедрый человек, которая смогла заменить нам маму. Она никогда не делила детей на своих и чужих и не обижала .
Женщина с особой благодарностью вспоминает свою тетю. Именно тетя Ева не позволила отдать детей-сирот в интернат, согрела их обожженные горем сердца и, как могла, поддерживала племянницу на протяжении всей жизни.
Потом была война…
Когда началась Великая Отечественная война, Марии было 12 лет. По тому, как встревожился дядя и как плакала тетя, вытирая глаза платком, девочка поняла: произошло что-то ужасное. А потом в их деревню Тимошковичи Кореличского района стали приезжать немцы. Вели себя нагло, ходили от дома к дому и забирали все, что видели: еду, одежду и вещи.
— Помню, мой двоюродный брат пришел с поля, переоделся и начал искать свои сапоги, — вспоминает Мария Тимофеевна один из эпизодов периода оккупации. – Долго искал, злился, а потом пришла тетя и сказала, что эти сапоги забрали немцы...
Сапоги — не самая большая потеря, которая могла быть в то время. Худшее ждало девочку впереди.
— Если бы я могла повернуть время вспять, я бы вообще не вышла в тот день на улицу, — говорит женщина с грустью в голосе. – Ну, конечно, – дети: лето, тепло, вот и побежала с друзьями на луг. Подъезжает большая немецкая машина с будкой. Сначала мы даже не обратили на нее внимания. И тут из машины вылезают немцы и начинают хватать нас, детей. Хватают, как котят, и — в машину. Кому-то удалось сбежать и спрятаться, но я оказалась одной из первых, кого поймали. Нас человек шесть так забрали, забросили в кузов машины и увезли. Куда – мы не знали… Это был август 1943 года.
Перепуганных детей привезли в Новоельню. Территория, огороженная колючей проволокой, десятки мальчиков и девочек в легкой одежде, многие босиком, полиция с собаками и – неизвестность. Все время, пока Мария находилась за колючей проволокой, их не кормили. А потом отвезли на вокзал и погрузили в машины. Там были не только дети, но и взрослые.
— Мы ехали больше суток, — продолжает Мария Кононович. – Нам тут уже дали немного еды. Из вагона не выпускали. Вместо туалета — дыра в полу. И очень холодно. У одной женщины было какое-то одеяло, и когда мы замерзали, то прятались под ним.
В чужой стране
Их привезли в Германию. В какой город — она не знает. Да и зачем им это было знать, оторванным от родины, от семьи, напуганным, голодным и холодным? Чужая страна, незнакомый язык, немецкие пулеметы... Трудно представить, что чувствовали дети.
— Мы старались держаться вместе, поддерживать друг друга, — говорит Мария Тимофеевна. – Иначе это было бы просто невыносимо.
Бараки, окруженные колючей проволокой, двухъярусные кровати с соломенными матрасами — вот как они жили. Каждый день несовершеннолетних заключенных выгоняли на работу.
– Привезут на какой-нибудь военный завод и заставляют выносить из цеха железную стружку. Она острая, колючая, все руки в порезах, — неохотно делится женщина. Эти воспоминания болезненны и тяжелы для нее. – Завод выпускал снаряды, так вот мы тоже эти снаряды таскали – брали вдвоем и таскали. Немец только кричал, чтобы аккуратно складывали. Видимо, боялся, что снаряды взорвутся.
Кормили плохо – какое-то варево из капусты с червями.
— Мы доставали этих червей из миски, складывали на столе, а суп старались есть, — говорит Мария Кононович. – А работница столовой, немка, если видела, что мы выбрали червей, сердится и бросает их обратно в миску... Столько времени прошло, а капусту не люблю.
Детей также отправляли на сельскохозяйственные работы — пропалывать огороды немецких фермеров. Землю приходилось копать осторожно, чтобы не повредить ростки.
— Мне все время хотелось есть, — признается она. – Однажды я осмелилась и по дороге в казарму подобрала маленькую репку – размером с ладонь. Я несла ее в руке, и немец это увидел. Он вывел меня из строя и начал кричать. А я не понимаю, почему он кричит, знаю только, что он злится. Затем он достал оружие и выстрелил в воздух один раз, потом еще раз. Я уже думала, что он и меня расстреляет. Но нет. Немец схватил меня и запер в подвале на три дня. А в подвале — крысы, и их очень много. Я очень боялась спать, чтобы крысы не загрызли. В подвале стоял деревянный столб, я прислонилась к нему и стояла там, плакала. Нашла какую-то палку и стучала по столбу, чтобы крысы убежали…
От тяжелой работы многие ослабели и начали болеть. Их немцы безжалостно уничтожали.
– Немцы заставляли нас мыться каждую неделю, потому что очень боялись всяких болезней. Было специальное помещение – баня. И каждый раз, когда нас выводили в баню, было очень страшно, потому что мы думали, что нас ведут убивать, — отмечает Мария Тимофеевна.
Однажды в бараке прорвало трубу, и помещение затопило. На время проведения ремонтных работ всех заключенных разместили на холме, возле забора, за которым находился виноградник. Один мальчик дотянулся до винограда и сорвал гроздь. Немец увидел это и застрелил ребенка.
Это радостное слово – освобождение
На принудительных работах в Германии Мария Кононович провела два года. Ей нелегко вспоминать этот период своей жизни, настолько он был трудным. По ее признанию, она и сегодня не может смотреть военные фильмы — сразу вспоминает ужасы, которые пришлось пережить.
– Откуда мы могли знать, что происходит на фронте? Никакой информации в наши казармы не просачивалось. Мы видели только работу и немцев с автоматами. Но в определенный момент стало ясно, что фронт приближается и бои ведутся на территории Германии. Были слышны разрывы снарядов, видны вспышки огня, — вспоминает она. – Однажды мы вернулись с работы, а немцев в нашем лагере не было, только солдаты в незнакомой форме. Оказалось, что это англичане. Некоторые из них говорили по-русски. Нас накормили и разместили в домах. Потом начали составлять списки: кто, откуда, из какого региона. Нас, гродненцев, погрузили в машину и повезли в Гродно, а оттуда в Барановичи.
Она вернулась в семью своего дяди. Радостно было увидеть своих родных, свою деревню. Была и большая горечь — немцы убили ее брата Андрея, самого близкого ей человека.
Послевоенная жизнь тоже была нелегкой. Мария сначала помогала родственникам по хозяйству, а потом переехала в Новогрудок. Вышла замуж и устроилась на работу на Новогрудский пивзавод, где проработала до выхода на пенсию. С мужем Иваном прожили долгую и счастливую жизнь, у них родилось три дочери — Анна, Татьяна и Валентина.
Теперь у нее пятеро внуков и восемь правнуков, и все они — большая радость для ее бабушки.
— Берегите мир, — говорит Мария Кононович. – Потому что мир – это самое главное.
«Новае жыццё» | Telegram | VK | OK | Facebook |
Instagram | YouTube | TikTok |
